серебряный звон
Большие дома затихают медленно. Но всё же есть час глубокой ночью, когда горничная уже легла спать, а повар ещё не вставал, чтобы готовить завтрак. Тогда ветерок, наигравшись с занавесками, тихонько скользит в буфетную и приникает бесплотным ухом к замочной скважине большого шкафа. Внутри негромко, почти неслышно, позванивает серебро.
- Вы слышали, слышали? - оглядывается крутобокая сахарница. - Он принес сегодня новеньких!
- Да что вы говорите? - возбужденно звенят чайные ложечки. - Новеньких? К нам?
- Здесь же и так тесно, - сопит заварочный чайник. - Может, просто слухи?
- Да вы что? - возмущенно брякает крышечкой сахарница. - Мне щипцы настучали!
- Верное дело, - щелкают щипцы для сахара. - Мы сами видели! Не верите, спросите поднос, они вместе прибыли!
Все затихают, испуганно оглядываясь на большой поднос для торта. Ветеран столовых баталий отдыхает в углу, лелея свежезалеченные вмятины, но, почувствовав всеобщее внимание, подает голос.
- Да, - скрежещет он, выкатываясь из тени, - будут новенькие. Домом они похвастаться не могут, но учатся быстро...
- А расскажите, расскажите, - снова встряют ложечки. - Любопытно же!
- Цыц, мелочь кофейная! - гремит ваза для фруктов и вежливо склоняет бортик к подносу: - Продолжайте, уважаемый.
- Вы слышали, что сегодня хозяин исчезал, - начинает тот.
- Конечно, конечно, - хором соглашаются ложечки и испуганно замолкают от нетерпеливого шиканья.
Серебро, звеня боками, сползается в тесный кружок. Здесь все - и слащавая кокетка конфетница, и король буфета чайник, и скромный молочник. Даже надменный кофейник из Самарканда сует изогнутый нос.
- А потом Он схватил меня - подмышку! боком! будто какую-то пачку салфеток! Я, конечно же, хотел возмутиться, не подобает же таскать из дома порядочное фамильное серебро, - поднос величаво пережидает, пока утихнет волна возмущенного звяканья. - Но потом подумал, когда ещё свет увидишь? Мы же кроме буфета, кухни да столов и не знаем ничего...
- Так уж и ничего! - лезет в склоку старая перечница. - Нас и на террасу выносят, и в сад, да и в столовой насмотришься и наслушаешься...
- Надо стремиться к новым горизонтам, - скрипит верхняя подставка в пирамиде для пирожных, и все снова почтительно замолкают, давая слово рассказчику.
- Новое это хорошо, - соглашается он, непроизвольно потирая о стенку след от вмятины, - но больно. Потому как благородное серебро не предназначено быть пулевой мишенью. Звенишь громко, так что белый свет темнеет, и теряешь форму. А правка и чистка...
- Неприятно, - со скрежетом зубовным подсказывают ножи.
- О да, - покачивается поднос, задумавшись. - Так о чем это я?
- О пулях, - пищит ситечко.
- Не будем о грустном, - сладко поет конфетница. - Расскажите о новеньких!
- Новенькие, - тянет поднос, будто очнувшись от дремы. - Они лежали на столе. Недурной стол, кстати, был. Я ещё подумал, что на него и меня поставить не стыдно. Простенький, но без ошибок, хотя с нашим, конечно же, не сравнится. Он меня швырнул летать кругами, так что я всё хорошо рассмотрел.
- Летать? - недоверчиво трепещет бумажным крылом кольцо для салфеток. - А вы разве умеете?
- И это вместо заслуженного... - поднос сбивается на середине фразы и грозно кренится на скептика. - Теперь умею! И мне понравилось!! Это вам не рушиться вместе с девицей-недотепой, это вольный полет! Свобода!!
Серебро недоверчиво качает крышечками и бряцает ручками.
- Я поверг множество врагов, - воинственно звенит поднос. - А Он даже не поймал меня! Пришлось откатываться в угол, чтоб эти звери не затоптали. Мне подобают торты, а не грязные ботинки!
- Но вы же выбрали тот угол, откуда лучше всего видно? - в сахарнице не утихает любовь к сплетням.
- Разумеется, - важничает боец. - Поэтому и видел, как Он сгреб тамошних обитателей, и как они были послушны Его рукам. Чего же ожидать от преступного дома - убивать у них в привычке. Молодцы, отлично справились!
Особо чувствительные десертные ложки мелодично тенькают, падая в обморок. Собрание трусливо переглядывается, бочком расползаясь по полкам.
- Пугать не надо било их, - с акцентом пыхтит кофейник, удаляясь последним.
- Нас кровью не испугать, - скалятся ножи в ответ на растерянный взгляд подноса. - Да и тебя тоже. Сколько раз девица резалась, с тех пор как Он твои края заточил?
Буфет звякает, устраиваясь на ночлег. Последними смолкают болтушки-ложечки. И только тогда поднос склоняется к ножу и тихо спрашивает:
- Слушай, а если зазубриться по краю, может Он станет чаще меня с собой брать?